Неточные совпадения
Она знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в
будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего мужа, с улыбкой думала
о его неверии и
говорила сама себе, что он смешной.
Часто, иногда после нескольких дней и даже недель угрюмого, мрачного молчания и безмолвных слез, больная как-то истерически оживлялась и начинала вдруг
говорить вслух, почти не умолкая,
о своем сыне,
о своих надеждах,
о будущем…
—
О будущем муже вашей дочери я и не могу быть другого мнения, — твердо и с жаром отвечал Разумихин, — и не из одной пошлой вежливости это
говорю, а потому… потому… ну хоть по тому одному, что Авдотья Романовна сама, добровольно, удостоила выбрать этого человека.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте
говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать
о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Да и кроме того, — перебил Базаров, — что за охота
говорить и думать
о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать — прекрасно, а не выйдет, — по крайней мере, тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал.
— В России живет два племени: люди одного — могут думать и
говорить только
о прошлом, люди другого — лишь
о будущем и, непременно, очень отдаленном. Настоящее, завтрашний день, почти никого не интересует.
Ольга осталась на своем месте и замечталась
о близком счастье, но она решилась не
говорить Обломову об этой новости,
о своих
будущих планах.
Отец всем вместе и каждому порознь из гостей рекомендовал этих четырнадцатилетних чад, млея от
будущих своих надежд, рассказывал подробности
о их рождении и воспитании, какие у кого способности, про остроту, проказы и просил проэкзаменовать их,
поговорить с ними по-французски.
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не
говоря уже
о том, что все еще была надежда выиграть процесс
о наследстве, затеянный уже год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем
будущем имение, ценностью в семьдесят, а может и несколько более тысяч.
Послушайте, вы целитель, вы знаток души человеческой; я, конечно, не смею претендовать на то, чтобы вы мне совершенно верили, но уверяю вас самым великим словом, что я не из легкомыслия теперь
говорю, что мысль эта
о будущей загробной жизни до страдания волнует меня, до ужаса и испуга…
Мы встречали Новый год дома, уединенно; только А. Л. Витберг был у нас. Недоставало маленького Александра в кружке нашем, малютка покоился безмятежным сном, для него еще не существует ни прошедшего, ни
будущего. Спи, мой ангел, беззаботно, я молюсь
о тебе — и
о тебе, дитя мое, еще не родившееся, но которого я уже люблю всей любовью матери, твое движение, твой трепет так много
говорят моему сердцу. Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно!»
Говорят: посмотрите, как дети беспечно и весело резвятся, — и отсюда делают посылку к их счастию. Но ведь резвость, в сущности, только свидетельствует
о потребности движения, свойственной молодому ненадломленному организму. Это явление чисто физического порядка, которое не имеет ни малейшего влияния на
будущие судьбы ребенка и которое, следовательно, можно совершенно свободно исключить из счета элементов, совокупность которых делает завидным детский удел.
Янковский был, правда, первым учеником в нашей гимназии, но… мы никогда не преклонялись перед первыми учениками и медалистами. Теперь он студент, «подающий блестящие надежды». «Голова, —
говорил о нем капитан почтительно. —
Будущий Пирогов, по меньшей мере».
Для Луковникова ясно было одно, что новые умные люди подбираются к их старозаветному сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то
будущее,
о котором Ечкин
говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому человеку.
Ветер шевелил прядь волос, свесившуюся из-под его шляпы, и тянулся мимо его уха, как протяжный звон эоловой арфы. Какие-то смутные воспоминания бродили в его памяти; минуты из далекого детства, которое воображение выхватывало из забвения прошлого, оживали в виде веяний, прикосновений и звуков… Ему казалось, что этот ветер, смешанный с дальним звоном и обрывками песни,
говорит ему какую-то грустную старую сказку
о прошлом этой земли, или
о его собственном прошлом, или
о его
будущем, неопределенном и темном.
— Вот что, Веля… — сказал он, взяв дочь за плечо и посматривая на ее
будущего учителя. — Помни всегда, что на небе есть бог, а в Риме святой его «папеж». Это тебе
говорю я, Валентин Яскульский, и ты должна мне верить потому, что я твой отец, — это рrim
о.
— Нет, князь, нет; я поражен «Исповедью». Главное, тем местом, где он
говорит о провидении и
о будущей жизни. Там есть одна ги-гант-ская мысль!
Будущий муж Аглаи должен был быть обладателем всех совершенств и успехов, не
говоря уже
о богатстве.
Не нужно вам
говорить, что Оболенский тот же оригинал, начинает уже производить свои штуки. Хозяйство будет на его руках, — а я буду ворчать. Все подробности
будущего устройства нашего, по крайней мере предполагаемого, вы узнаете от Басаргина. Если я все буду писать, вам не
о чем будет
говорить, — между тем вы оба на это мастера. Покамест прощайте. Пойду побегать и кой-куда зайти надобно. Не могу приучить Оболенского к движению.
В этих ночных беседах ни она, ни он никогда не
говорили о своем
будущем, но незаметно для них самих самым тщательным образом рассказали друг другу свое прошедшее. Перед Розановым все более и более раскрывалась нежная душа Полиньки, а в Полиньке укреплялось сожаление к доктору.
Дружба и теплота их взаимных отношений все заходили далее и далее. Часто целые короткие ночи просиживали они на холмике,
говоря о своем прошедшем.
О своем
будущем они никогда не
говорили, потому что они были люди без
будущего.
Мы толковали и
о будущей жизни, и об искусствах, и
о службе, и
о женитьбе, и
о воспитании детей, и никогда нам в голову не приходило, что все то, что мы
говорили, был ужаснейший вздор.
Мало того, хоть я в эти две недели и очень сошелся с Катей, но до самого сегодняшнего вечера мы ни слова не
говорили с ней
о будущем, то есть
о браке и… ну, и
о любви.
Это все молодежь свежая; все они с пламенной любовью ко всему человечеству; все мы
говорили о нашем настоящем,
будущем,
о науках,
о литературе и
говорили так хорошо, так прямо и просто…
Взирая на него, как он хлопочет и надрывается, усматривая на каждом шагу несомненные доказательства его почтительности, начальство
говорило:"
О! это молодой человек верный! этот не выдаст!"Напротив того, Митенька был неприступен и непроницаем; он хранил свою пошлость про себя и совершенно искренно верил, что в ней заключаются истинные задатки
будущего государственного человека; он не хлопотал, не суетился, но делал свои маленькие нелепости серьезно и методически и поражал при этом благородством манер.
— Отлично, очень хорошо… Но это все еще в
будущем, а теперь поговоримте
о настоящем: у меня на первый раз есть для вас маленькая дипломатическая миссия. Так, пустяки… Кстати, я
говорил уже
о вас генералу, и он согласен. Да… Так вот какое дело, Авдей Никитич… Собственно, это пустяки, но из пустяков складывается целая жизнь. Я буду с вами откровенен… Надеюсь, что вы не откажете мне?
И он настойчиво, с непоколебимой уверенностью в правде своих пророчеств, глядя через очки в лицо ее добрыми глазами,
говорил ей сказки
о будущем.
Мать старалась не двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он
говорил проще всех, и его слова сильнее трогали сердце. Павел никогда не
говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там частью своего сердца, в его речах звучала сказка
о будущем празднике для всех на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и работы ее сына и всех товарищей его.
И уже относились к драме этой как к чему-то далекому, уверенно заглядывая в
будущее, обсуждая приемы работы на завтра. Лица были утомлены, но мысли бодры, и,
говоря о своем деле, люди не скрывали недовольства собой. Нервно двигаясь на стуле, доктор, с усилием притупляя свой тонкий, острый голос,
говорил...
И народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к
будущему, она честно
говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
За нею три тысячи десятин земли в одной из черноземных губерний, прекрасная усадьба и сахарный завод, не
говоря уже
о надеждах в
будущем (еще сахарный завод), потому что она — единственная дочь и наследница у своих родителей.
«Ты еще все,
говорит, такой же мечтатель!» — потом вдруг переменил разговор, как будто считая его пустяками, и начал серьезно расспрашивать меня
о моих делах,
о надеждах на
будущее,
о карьере, как дядюшка.
О будущем они перестали
говорить, потому что Александр при этом чувствовал какое-то смущение, неловкость, которой не мог объяснить себе, и старался замять разговор. Он стал размышлять, задумываться. Магический круг, в который заключена была его жизнь любовью, местами разорвался, и ему вдали показались то лица приятелей и ряд разгульных удовольствий, то блистательные балы с толпой красавиц, то вечно занятой и деловой дядя, то покинутые занятия…
Ему было тогда семь лет… Успех этих стихов льстил его самолюбию. Когда у матери случались гости, она всегда уговаривала сына: «Алеша, Алеша, прочитай нам „Скорее,
о птички“. И по окончании декламации гости со вздохом
говорили: „Замечательно! удивительно! А ведь, кто знает, может быть, из него
будущий Пушкин выйдет“.
— Не то, не то! — остановил его Вибель. — Бессмертная душа и
будущая жизнь одно и то же, а я
о третьей истине
говорил, совершенно отдельной.
Истинный масон не может представить себе полного уничтожения самосознательного и мыслящего существа, и потому об умерших братьях мы
говорим: «Они отошли в вечный восток», то есть чтобы снова ожить; но опять-таки, как и
о конечной причине всякого бытия, мы не даем
будущей жизни никакого определения.
Они
говорят о бывшем и чаще всего
о воображаемом
будущем насилии, а сами, не переставая, совершают действительное насилие.
«Нельзя требовать слишком многого, —
говорят обыкновенно люди, обсуживая требования христианского учения, — нельзя требовать того, чтобы совсем не заботиться
о будущем, как это сказано в Евангелии, но надо только не слишком много заботиться; нельзя отдавать бедным всего, но надо отдавать известную, определенную часть; не надо стремиться к девственности, но надо избегать разврата; не надо оставлять жену и детей, но надо не иметь к ним слишком большого пристрастия» и т. д.
Передонов сердито молчал и пил чай с блюдечка, налегая на стол локтями. Он думал, что в доме
будущего инспектора не подобает непочтительно
говорить о вельможах. Он злился на Грушину. Еще досадовал его и был ему подозрителен Володин: что-то уж слишком часто называл он Передонова
будущим инспектором. Один раз Передонов даже сказал Володину...
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием
говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и
будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
Потом, у нас не было
будущего, и мы
о нем никогда не
говорили, как не
говорят в присутствии труднобольного
о смерти.
— Я, —
говорю, — кроме того, имею надобность
поговорить с вами уже не
о моем здоровье, а
о народном. Я имею поручение представить
будущему собранию земства некоторые соображения насчет устройства врачебной части в селениях.
Далматов и Давыдов мечтали
о будущем и в порыве дружбы
говорили мне, что всегда будем служить вместе, что меня они от себя не отпустят, что вечно будем друзьями.
Меня вообще в разговорах не стеснялись. Саша и мой репетитор Николай Васильев раз навсегда предупредили меня, чтобы я молчал
о том, что слышу, и что все это мне для
будущего надо знать. Конечно, я тоже гордо чувствовал себя заговорщиком, хотя мало что понимал. Я как раз пришел к разговору
о Стеньке. Левашов
говорил о нем с таким увлечением, что я сидел, раскрыв рот. Помню...
— Но рядом со всем этим он замечал, что каждый раз, когда ему приходится
говорить о позорной современности,
о том, как она угнетает человека, искажая его тело, его душу, когда он рисовал картины жизни в
будущем, где человек станет внешне и внутренне свободен, — он видел ее перед собою другой: она слушала его речи с гневом сильной и умной женщины, знающей тяжесть цепей жизни, с доверчивой жадностью ребенка, который слышит волшебную сказку, и эта сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душою.
— «
Говори мне
о будущем», — просила она его.
— Будем
говорить о нашей жизни,
о будущем… — сказала мечтательно Зинаида Федоровна. — Я все строю планы жизни, все строю — и мне так хорошо! Жорж, я начну с вопроса: когда вы оставите вашу службу?..
—
Будущее — ваше, друзья мои! —
говорил Ежов нетвердо и грустно покачивал головой, точно сожалея
о будущем и против своего желания уступая власть над ним этим людям. —
Будущее принадлежит людям честного труда… Великая работа предстоит вам! Это вы должны создать новую культуру… Я — ваш по плоти и духу, сын солдата — предлагаю: выпьем за ваше
будущее! Ур-ра-а!
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали
о шпионах как
о людях, которые всё знают, всё держат в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя службы на
будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова не
говорить друг другу
о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
А она только без конца мечтала и не думала серьезно
о будущем, она
говорила, что пусть он едет, куда хочет, и пусть даже бросит ее, лишь бы сам был счастлив, а с нее довольно и того, что было.